8.1 Подарки мамам на 8-е марта

Шла весна, наверное, 1971 года.

Я заканчивал старшую группу детского сада.

Дома уже во всю шли разговоры о поездке за границу. Не просто посмотреть, а жить на два года. Не просто за границу, а в Германию.

Это вселяло некоторую нервозность в отношения. Но меня, прямо-таки распирало любопытство. Чего-чего, а любые масштабные перемены в жизни, я любил.

Приближался международный женский день 8 марта. В садике решили сделать мамам на праздник подарки. Задумали наши воспитательницы, что бы мы, своими руками, сделали для мам, красивые шкатулки. Для пуговиц, для украшений, для чего угодно.

Сначала из половины альбомного листа делали коробочку. Не очень сложно. Определяли высоту будущей коробочки. На этом расстоянии с каждой стороны отчерчивали линию. В углах бумажного четырехугольника получались квадраты. Две стороны голые, а две начерчены на листе. Вот, одну из начерченых на листе сторон, надо аккуратно прорезать ножницами. Когда во всех четырёх углах прорезано, согнуть бумагу по прочерченным линиям под прямуюым углом, а прорезанные квадраты в углах загнуть тоже под прямым углом, по оставшейся на бумаге стороне. Вот этот загнутый квадрат аккуратно (если всё по размеру) ложился на соседнюю загнутую сторону будущей коробочки. Если всё получилось нормально, то загнутый квадратик подклеивали и получалась крепкая красивая прямоугольная коробочка, запланированной высоты.

Но, коробочка, какая бы красивая она не была, это ещё не шкатулка. Шкатулкой, то есть местом хранения ценностей, она становилась если к ней сделать плотную крышечку. Технология та же. Только вторая коробочка должна быть чуть — чуть пошире и подлиннее. Так, что бы могла надеться на первую. И, чтобы было красиво, вдвое поменьше высотой. Пробовали много.

Склеить основную коробочку более- менее получалось у всех. Ну у кого-то кривенько, у кого-то клеем сильно намазано. Но, в основном, получилось. А вот с крышками началась беда. Крышки выходили либо маленькими. Тогда, казалось бы можно поменять местами, и первую коробочку сделать крышкой. Но, вторую-то все заведомо делали ниже два раза. Никак. Или получались сильно большими и болталась крышка на коробке как…

Я почему-то сразу придумал, как надо сделать.

Естественно, мы ещё не умели пользоваться линейкой как измерительным прибором. По линейке проводили прямые линии на бумаге. Ширина деревянной линейки использовалась для определения высоты будущей коробочки.

Чтобы определить высоту коробочки крышки, воспиталки, Фрида Геннадьевна или Ирина Алексеевна подходили к каждому и со словами: «Давай, вот так, попробуем»,»на глаз» прикладывали линейку к листу, случайным образом определяя высоту будущей крышки.

Я же, придумал вот что.

Отрезал от тетрадного листка в клеточку полоску, шириной в две клетки и длиной в высоту тетрадной страницы. На этой полоске отметил ширину линейки, положив линейку одной стороной на начало полоски а по другой отчнркнув карандашом. Потом согнул эту полосочку, приложив кончик к отметке и получил чёткую половину ширины линейки. Оставалось вычислить, на сколько шире и длиннее делать основание второй коробочки, которой суждено стать крышечкой. Глядя на толстые карандашные линии на листке, я, вдруг понял: «стороны самой коробки надо сгибать по внутренней стороне карандашной полоски, которая ближе к центру, а стороны коробочки-крышечки, по внешней, которая ближе к краю. Толщина карандашной линии и будет, наверное, как раз, как две толщины альбомного листа»

Оставалось всё сделать аккуратно, чтобы получилось как задумал.

Я вымерял все стороны. Аккуратно вымерял все углы. Сделал нужные прорези. Сгибать бумагу ровно по линейке меня научил Серёга.

Правда когда я прикладывал линейку точно по внешнему краю проведённой полоски, под носом от напряжения надулся пузырь, который со словами: «Вон, как Миша-то Папулин, у нас старается!» Подошла и вытерла носовым платком Фрида Геннадьевна.

Хорошо, что я не резал в этот момент, а сгибать собирался, по линейке. А если бы резал? Да и вообще, обязательно говорить на всю группу. Всё обернулись на меня и Оля тоже. Я к тому, что, наверное, с этого момента начался тот процесс, который завершился очередным стоянием в углу.

В общем, когда я не смотря на раздражение, вызванное Фридой Тем , что она привлекла внимание всей группы к моей сопле. Не смотря на постоянное нытьё, что у него чего-то не получается, моего самого близкого, на тот момент, друга, Андрюхи Ванечкина. Не смотря на то, что Галя Петровская, постоянно спрашивала: «а, это ты что делаешь?», «а, это зачем?».

Она, хоть и девчонка, мы с ней немножко дружили вне стен садика. Моя бабушка Нюра была близко знакома с Галиной мамой, тётей Симой. И бабушка брала меня, иногда, к Петровским в гости. Поэтому Гале я не мог ответить грубо, как надо было бы ответить девчонке, в такой серьёзной ситуации. Да, и нравилась она мне, если честно. Не как Оля, конечно. Оля, это была мечта! А Галя нравилась по другому. Спокойным характером своим. Тем, как смеялась моим шуткам. Какой-то надёжностью, что ли. И ещё, она была красивая. Не такая высокая как Оля, но тоже, очень красивая. Ленка например Соколова или Маринка Румянцева, то же, например, были красивые, но они были хулиганками. Могли многим пацанам дать фору в этом деле. Не то, что бы я был против хулиганства. Но, девочки, мне казалось, не должны быть такими. Не все такими как Оля, конечно. Но и не хулиганками. Вот, как Галя, например.

Поэтому я ей всё подробно объяснял, что делаю. Рисовался конечно, до кучи. Не без этого.

Только, вот, и на пузырь под носом, Галя внимания не обратила.

Вобщем, не смотря на сильное сопротивление окружающего мира, я склеил свои две коробочки. Когда наступил самый важный момент: примерки крышечки на коробочку, моё дыхание замерло на целую минуту, наверное.

И, вот, крышечка надета! Она вошла на коробочку идеально, как будто делали на фабрике. Так мне показалось, во всяком случае.

-давайте посмотрим, что получилось у Миши Папулина, — подошла ко мне Фрида, когда я уже лежал щекой на столе, любуясь своим изделием, — все помнят, как он старался…

Всю мою радость, чуть не смыло разом. «Обязательно надо напоминать?» Но, я сдержался. И, когда Фрида взяла мою идеальную шкатулку и, покрутив немного в руках, сказала:

-то, что зазоры между коробочкой и крышкой, чуть великоваты, — я готов был вскочить и вырвать из ее рук свою драгоценность, — это даже хорошо, — я замер, — потому, что завтра мы будем из этих коробочек делать как раз прекрасные шкатулки.

Фрида поставила мою коробочку на стол, я тут же схватил её руками.

-завтра мы будем украшать наши шкатулки, — продолжала Фрида Геннадьевна, размеренно шагая между столами, беря в руки то одно, то другое изделие, — а, как мы будем их украшать?

-Раскрасим!

-Разрисуем! — со всех сторон выкрикивали ребята

-Цветной бумагой обклеим!

-Тканью можно, — это конечно Оля. Она у нас самая умная.

-а, я ребята, вот что придумала — остановила этот парад дизайнерских фантазий Фрида Геннадьевна, — наверняка, у каждого, дома, найдутся старые, уже использованные открытки. С 8-м марта, с Первомаем, с Днём Победы, с Новым Годом…

-да!

-да!

-да!

Неслось со всех сторон

-а у меня с городами есть…

-а у меня с цветами…

-а у меня есть коллекция открыток с тропическими бабочками, — это опять Оля

-а, я и так, красками разрисую, — это Ленка Соколова

-подождите, подождите, — заулыбалась Фрида Геннадьевна, — не надо коллекционных или каких-то памятных открыток. Даже не обязательно, что бы на них были уже готовые цветы или птички, там, бабочки, — Фрида остановилась у стола где сидела Ленка Соколова с Колькой Здоровым, — вы спросите у родителей старые, уже ненужные открытки, может доже порванные немного. Потому что мы будем их разрезать, — Фрида Геннадьевна, опять пошла между столами, — да, да! Разрезать, и из цветных кусочков, делать аппликации на ваших шкатулках. Помните, мы учились делать аппликации?

-помним!

-Да!

-Я тогда цветочик сделал!

Хорошо, хорошо, — продолжила Фрида Геннадьевна, — так что, если, даже, там на всей открытке одна большая цифра 9. Ну, то есть к 9-му мая. Значит, получится много красных кусочков для аппликации. Понятно?

-понятно!

-ясно!

-конечно, понятно

-я попрошу папу, чтобы он подобрал мне по цветам, — это Оля.

-я что? В жопу раненая? У родителей просить, — это Ленка Соколова, шёпотом.

Я,тем временем, досконально изучив свою коробочку, отметил, что «Фрида права. Толщина открытки между коробкой и крышкой, войдёт идеально.

8.2 Папкино предложение

Вечером я подошёл к папке:

-пап, у нас есть старые открытки?

-какие? — папка читал газету.

-ну, любые… — я не знал как отвечать , — старые, не нужные… С Днём Победы, там, с Новым годом…

Я не думал, что с этим могут возникнуть сложности. Родня у нас была многочисленная, раскиданная по всей стране. Открыток родители каждый праздник отправляли десятки. Получали, наверное, столько же.

-надо у мамы спросить, — сказал папка, — она всё…

-нет! — возразил я, — у мамы не надо! Это же подарок…

-а! — папка догадался, — на 8-е марта чего-то?

-ну, да… -мне не хотелось сейчас рассказывать. Моя идеальная коробочка должна стать не просто сюрпризом. Это должен быть… Салют! Феерверк! Праздничный… марш! Не знаю… Не только для мамы, для всех! Я уже пробовал мечтать:

«ты, посмотри, как ровненько вырезано! Как аккуратно склеено! А как чётко подогнано всё! Крышечка прямо, тютелька в тютельку! Даже ни малейшего зазорчика! В такую ШКАТУЛКУ! можно даже моё кольцо золотое убрать! А может там деньги будем хранить?! А может…»

У меня фантазии не хватало, чтобы спрогнозировать тот восторг, который вызовет эта шкатулка. Даже не тем, что она будет самая красивая. Потому, что я завтра придумаю самую красивую аппликацию. Папка просто удивится,

«как так можно было всё подогнать? У него же даже штангельциркуля не было и этого, как его ресмуса?»

А я, такой, глазки опущу скромно, и:

«я просто толщину линии карандашной использовал».

-Миш! — папка положил мне на плечо руку. Я открыл глаза, заморгал, — открытки-то, говорю, тебе в садик? Подарок маме делать?

-ну, да… — я не знал как ответить, — сюрприз, это…

-понятно! — папка поднялся с кресла, — давай тогда маму, даже в известность ставить не будем. Пойдём до бабы Нюры дойдём. У неё-то точно открыток старых много. Ей из Саратова вся родня шлёт. Каждый праздник

Мы быстро оделись и пошли до бабушки Нюры.

8.3 У бабушки Нюры

Ещё весной, бабушка жила снами. А в начале лета переселилась от нас в свой дом. Классный такой домик. Маленький, уютненький с большим огородом и большой черёмой у дома. А ещё у нее в доме была горенка со всякими там… ну… фотографиями старыми, какими-то банками, коробками. Я ещё не всё облазил. И чердак с окошком на улицу. Летом мы уже ели малину с её огорода и черёму с дерева у дома. Я, правда, ещё только на первый сучок залезал, и то, когда Серёга подсаживал. Но мне, если честно, и с земли хватало. Черёма стояла внутри забора, так что чужие на неё не лазали.

Я, приходя к бабушке, всегда говорил, что мне очень нравится её маленький домик. На что она, гладя меня по голове, приговаривала: «хорошо не на улицу выгнали…»

Бабушкин дом стоял не далеко. Бабушка нам обрадовалась. Хотя папка вел себя так, как-будто виноват в чём-то. Чего-то спросил у бабушки, она чего-то буркнула в ответ. Он снял пальто, надел фуфайку и пошёл на двор чего-то там ремонтировать. «Спрашивай, за чем пришёл…» — кивнул мне на бабушку.

-ба!

-да, Михрют, — бабушка начала расстёгивать моё пальто, — скидовай сапоги-то. Я сейчас чайку выставлю.

-ба! — я хотел сначала сделать дело.

-скидовай, скидовай, — ласково говорила бабушка

-вот, чаю… — бабушка достала из печи чайник. Не из русской. Рядом с огромным жерлом русской печи у неё был подтопок с плитой. Вот на этой плите целый день томился чайник и вся еда , которую она планировала есть днём. По сравнению с тем, что готовила мама, бабушкина еда мне всегда казалось… странной. До состояния каши разваренные зелёные щи. Картошка в кастрюле настолько спаренная, что представляла из себя единую массу вместе с вмешанными в неё сметаной и яйцами. Еда была странной, но очень вкусной. И всегда всё горячее, обжигающе горячее. С тех пор, я, наверное, не могу есть холодную или слегка подогретую пищу. Я не имею ввиду салаты или холодные закуски. Первые и вторые блюда я ем обжигающе горячими. Как привык у бабушки Нюры.

-Садись вот, на бокал, — бабушка называла большие чашки «бокалами», — конфету, вот, на, — конфеты выдавались поштучно, как, впрочем и дома, — а, сухаря-то из кулича, будешь ли? — бабушка закатывала глаза, — сладкой…

На пасху бабушка напекала куличей, штук по пять наверное. Папка чего-то сильно нервничал всегда и говорил:

-мам, ну ты чего? — он приобнял её за плечи, — хочешь, чтоб меня из партии выгнали?

Бабушка тогда махала рукой, резала все куличи на кусочки и высушивала у печки до состояния сухарей.

Тогда, она ещё жила с нами.

До сих пор помню этот сливочно ванильный аромат, который исходил от противней стоявших у печи.

Получившиеся сухари мне нравились больше чем свежие куличи.

Из за обилия в них масла, они довольно легко кусались и, пока таяли во рту, распространяли такой сладко-сдобный, сливочный вкус, что казались, прямо, райским лакомством.

-буду конечно сухарь, куличный токо, — у бабушки и из батона было насушено, и из чёрного хлеба

-конешно, куличнай, — на свой манер передразнила меня бабушка.

Я с удовольствием откусывал сухаря, запивал чаем и закусывал конфетой.

-ба, а, у тебя открытки старые есть? — оторвался я от угощения, — ну, ненужные, там, уже…

-карточки-то, — бабушка смотрела на меня слегка недоумённо, — сколь хошь… А, пошто тебе?

-ну очень надо, ба, правда, — я чего-то вдруг забоялся, что не даст, — дело, там… важное…

-важное говоришь… — она подошла ко мне сзади и выдвинула ящик из стоявшего слева от стола комода.

Я развернулся на стуле и дожёвывая размокший во рту сухарь, увидел как бабушка бережно достала из комода большую стопку открыток, перевязанную крест-накрест оторванными от какой-то тряпки полосками.

-вот оне, -бабушка села с открытками на диван у печки, — все здеся, родимыя…

Она какое-то время гладила открытки ладонью, погрузившись в какие-то свои мысли. А, мне не терпелось, развязать тесёмочки, и… приступить к отбору

-ба, — я нетерпеливо встал из-за стола

Бабушка вздрогнула, подняла на меня глаза и будто вдруг опять узнала:

-щас, милай, щас, — начала развязывать ленточки.

Каждую открытку она к гладила ладонью по стороне на которой написан текст и адреса, приговаривая

-энто, вот, от Василия, брата стал быть, мого старшого, — откладывала, — Это от Тани. От Лены, вот из Ленинграда — щурилась она подслеповатыми глазами на адреса на открытках, — как же, говоришь, не нужны боле, — бабушка говорила мягко, ласково, — я их, вот так, достану и переглядываю, который раз, всех вспоминаю. Кого за здравие, а кого уж…

Мне показалось она всхлипнула. Я делал вид, что внимательно слушаю, а сам принимал просмотренные ей открытки и разглядывал лицевую сторону где картинка. Сначала шли недавние «С Новым Годом». Я оценивал картинку взглядом опытного дизайнера и, пока, откладывал в сторону. Я уже придумал, что надо обязательно открытку на которой будет красивая цифра «8» и надпись «марта», чтоб вырезать целиком и на крышку сверху приклеить. Мне казалось, это прямо революционное дизайнерское решение, как будто прямо для 8 марта коробочка. Если бы ещё прямо слово «маме» откуда выстричь или из разных вырезанных букв самому сложить. Вообще было бы!

-это от Петра, вот, это. Сын… Сестры… А это, от…

Я кивал как будто запоминая, нетерпеливо принимая из бабушкиных рук и сразу переворачивая открытки.

Пошли с Днём Революции. Картинки стали интересней. Аврора. Матросы в бушлатах. Вот классная. Как будто красная звезда, а внутри такой прямоугольник, а на нём крейсер Аврора. Так, вот с 9-мая, вот с первым. Откладываем. А вот и с 8 марта. Скучные какие-то. Ландыши. Какие — то, просто веточки, зелёные с жёлтыми шариками.

-эту можно? Ба! — Я держал в руках несколько открыток с нарисованной цифрой «8», даже «8-е марта». Бабушка взяла у меня из рук открытки, перевернула

-сейчас, погоди очки возьму

«Какая разница, чего там написано? — крутилось у меня в голове, — ну, «от Василия», и что? Главное-то же, картинка…»

-хе-хе, — как-то нервно хихикнула бабушка, — это от матери твоей. Эту бери…

Так отобрали открыток десять. Папка пришёл со двора

-поправил, мам, — он снимал фуфайку, — там по умному-то менять надо, стропила-то. Летом подумаем

-снегу-то ноне. Поди, подтаиват, — как-то безучастно проговорила бабушка, — вот оне и…

-я приду после праздника, — папка суетливо надевал пальто, — скидаю снег-то…

-да, уж, приди… — так же отрешённо проговорила бабушка

-ты, восьмого-то приходи к нам, чаю попьём, — пригласил папка

-да, нет, — бабушка встала, стала собирать разложенные на столе открытки, — ко мне, може, бабёнки каки, на чай заглянут… А то, до долгостроя дойду, али к Симе Петровской… Вы уж сами, как-нибудь, — и отвернулась убирая открытки у комод.

Постояли с минуту. Она спиной к нам…

-ну, мы пойдём, мам, наверное…

Я не понимал почему папка ведёт себя как сильно провинившийся в чём-то, но… Но, мне было не до этого

-пока, ба, спасибо, — я, застегнув пальто, выскочил, держа отобранные открытки за пазухой.

8.4 Доделываем коробочки

Назавтра, я бежал в садик, чуть не бегом. С трудом дождался, когда закончится зарядка и завтрак. И, вот, мы уселись за столики. Фрида Геннадьевна раздала всем заготовки бумажных коробочек.

Я ещё раз полюбовался тем, что у меня получилось на прошлых занятиях, и вытащил приготовленные открытки. Хотелось немедленно наклеить прям, и это, и это, прям — всё. Моя дизайнерская фантазия билась, как только что пойманная птица в клетке. Но пыл мой охладила Фрида Геннадьевна

-так, смотрю, все принесли открыточки, молодцы! — похвалила всех Фрида Геннадьевна.

Ленка, кстати, Соколова, то же принесла открытки, хоть и говорила вчера, что не будет просить у родителей. Может, без спроса взяла. Ленка, она такая.

Фрида подошла и взяла с моего стола открытку к 7 ноября, внимательно посмотрела и сказала, — так, сейчас, все выберем открыточки, на которых нет никаких революционных символов или портретов… Та-а-ак…- она пошевелила другие открытки, лежащие передо мной на столе, — ну, вот, например, — Фрида Геннадьевна подняла и показала всей группе, самую, на мой взгляд, невзрачную открытку с ландышами, ту самую, от мамы к бабушке, — вот, посмотрите все! — она показывала открытку на все стороны, — лучше, что бы никаких слов. «Октябрь», там «Революция», «Победа». Лучше, что бы что-нибудь нейтральное. Цветочки, огонёчки, ёлочные игрушки… Так, все выбрали? — воспитательница переходила от столика к столику и рассматривала открытки в вытянутых руках, — хорошо! Молодцы! Теперь берём ноженки, и аккуратно. Осторожно, чтобы не отрезать себе пальцы. Начинаем расстригать открытку, на ровные полосочки…

Фрида Геннадьевна остановилась у нашего столика. Взяла мои ножницы и начала отрезать от открытки тонкую полоску по длинной стороне. Я молча следил за её действиями. Отрезав две полоски, Фрида Геннадьевна положила обрезанную открытку передо мной, — а потом, смотрим на меня внимательно, — Фрида взяла одну полоску, — каждую полосочку, разрезаем на, примерно, ровные квадратики, — и отстригла от полоски, несколько квадратиков, — всем понятно?

Фрида положила около меня ножницы, зачем-то погладила меня по голове и пошла от столика к столику. Останавливаясь и помогая тем, у кого не получалось.

Я взял ножницы и быстренько докромсал начатую Фридой полоску. Мне не очень была понятна цель этих манипуляций. Мне хотелось вырезать цифры и цветочки. Буквы, что бы составить слово «маме», а тут…

-Миша, не торопись, — Фрида остановилась около меня, — старайся, что бы они были более-менее ровными.

Только сейчас, я посмотрел на результат своей стрижки и увидел кучку, разных по величине, с косыми или даже кривыми сторонами обрезков

-конечно, и из этого получится, — Фрида опять погладила меня по голове, — но, из ровных, будет красивее. Вон, посмотри, как ровненько у Оли получается.

Оля сидела за соседним столиком, красиво держа ровной спину, а рядом лежала горка ровненьких квадратиков.

Сначала я обиженно засопел, и, даже, готов был расплакаться. Но когда Фрида Геннадьевна показала, как мы будем обклеивать этими квадратиками коробочки, что квадратики надо приклеивать друг к другу не сторонами, а углами, а потом в угол, между ними, опять вклеивать квадратик, я понял для чего они должны быть ровными и даже придумал не обрезать там где квадратик на половину или на какую-то часть вылезал за обклеиваемую поверхность, а сгибать приклеивать в смежной поверхности.

Я экспериментально подобрал такую ширину полоски, что отстригаемые от нее квадратики, получались по диагонали, сначала равные высоте края крышки, а потом такую, что два квадратика ровнёхонько убрались на высоте стенки коробочки. Квадратики, которые надо было вклеивать в угол между двумя соседними, я сгибал пополам и наклеивал с двух сторон бумажной стенки коробочки. Цифру 8, я, в пылу азарта, то же не стал вырезать готовую, а сложил из квадратных разноцветных кусочков. Тут, правда, у некоторых квадратиков пришлось подрезать края, что бы они вписались в контуры восьмёрки.

Фрида Геннадьевна подошла ко мне как раз в тот момент, когда я заканчивал мозаичную восьмёрку.

-как красиво, Миша! — восхитились Фрида, подняв со стола и разглядывая саму коробочку.

Да! Я постарался. Коробочка была обклеена мозаикой из открыток по всем поверхностям. Стенки коробочки снаружи и изнутри и донышко изнутри полностью.

А когда она взяла из моих рук крышку, на которой помимо квадратиков по краю бортиков, на самой крышке, в получившейся из загнутых углов рамке была довольно ровная мозаичная восьмёрка, у неё казалось дыхание перехватило от восторга:

-ребята! Посмотрите, какую красоту сделал Миша! — она закрыла коробочку, тютелька в тютельку налезающей теперь крышкой и понесла от стола к столу, всем показывая.

Пацаны в основном реагировали возгласами

-класс!

-четко!

-нормально, так!

Девочки, подлизыааясь к Фриде закатывали глаза и вздыхали

-очень красиво

-прекрасно

Оля высказалась всех длиннее

-очень красиво и очень аккуратно, Фрида Геннадьевна, — она говорила тоном председателя жюри по оценке изделий, — видите, все квадратики ровненькие и рамка получилась очень ровной и красивой, — Оля посмотрела в мою сторону, и взгляд у нее был такой тёплый, как будто я для неё сделал эту коробочку.

-всё правильно, Оля, — поддержала её Фрида, — видно, что Миша очень старался и Мишиной маме будет очень приятно получить такой подарок

Сказать, что я млел — не сказать ничего. Я просто таял в лучах этой, в общем-то заслуженной славы. Я несколько свысока поглядывал на то, что получилось у моих соседей по столу. У Гали Петровской и Андрюхи Ванечкина. Галка сляпала вполне приличную поделку, а вот Андрюха, конечно, «сваял». Он смотрел на меня слегка исподлобья, как бы стесняясь своего криворукства, но в то же время, типа; «а я, так вот!» Отстаивая своё художественное видение. Я со снисходительностью мастера протянул руку к его изделию. Он не очень охотно передал мне свою коробочку. Я не стал разгромно критиковать, а миролюбиво предложил чуть поправить:

-чего ты? — я вертел Андрюхин «шедевр» в руках, — нормально… Вот тут, чуть вылазит. Давай подогнём. Можно? — поднял я на него глаза

-давай, — Андрюха, похоже расслабился, — всё-таки мы с ним тогда очень близко дружили. Наверное, даже, ближе чем с Колькой Здоровым.

Я аккуратно загнул и подклеил несколько торчащих углов

-а вот сюда, — я показал ему на несколько просветов между неаккуратно наклеенными кусочками, можно прямо не квадратики, а такие, прямо уголки вырезать.

Андрюха хлопал глазами, похоже, не понимая, что я предлагаю, но заранее соглашаясь. За нашим диалогом наблюдала Галя, и мне это было особенно приятно. Я плавно входил в роль учителя, двумя тремя штрихами исправляющего неудачную работу своего ученика. Мне казалось, что Галка смотрит на меня восхищённо. Я не решался поднять глаза на Олю.

8.5 Дезинфекция

8 марта было в понедельник.

Вечером в пятницу пятого марта. Мама спросила папку

-Вен, ты завтра дома? Или опять соревнования какие-нибудь? — папка тогда работал учителем физкультуры в школе

-а что? — как обычно, вопросом на вопрос ответил папка

-в садике дезинфекция будет, — мама говорила каким-то виноватым тоном, — может возьмёшь Мишку с собой, если что… — мама думала о чём-то своём, — я, наверно, на весь день уйду.

-возьму, конечно, — папка засмеялся, — у меня кружок, ракеты будем клеить. Пойдёшь со мной ракеты клеить? — это уже ко мне.

-конечно, пойду! — я выскочил из-за стола, дожёвывая, — сейчас?

-куда?! На ночь-то глядя! — усмехнулся папка, — завтра в два часа кружок. А с утра, физкультура у меня. Пойдёшь?

-конечно! — это был, прямо, подарок судьбы. Пойти в школу на папкины уроки по физкультуре! Это просто праздник какой-то. На радостях я даже перестал думать о коробочке, подарке маме на восьмое марта…

8-го в садике был утренник. Мама одела праздничное платье, нарядила меня и мы пошли в детский сад.

В раздевалке к нам подошла Фрида Геннадьевна.

-здравствуйте!

-здравствуй, Фрид

-здравствуйте, Фрида Геннадьевна

-представляешь, Валь, — начала Фрида Геннадьевна, пока я переобуваться, — эти дезинфекторы залили все полки моей выставки детского творчества.

-а что, ты, не убрала то? — удивилась мама

—да, какой там? — столько поделок, ведь с начала года, — сетовала Фрида, — я простынями старыми закрыла… А… — она махнула рукой, — всё промокло. Весь вечер вчера мусор выносили…

Я замер. Я не мог поверить в услышанное. Я понадеялся, что может быть, я сплю? Но, нет! Вот, мама, вот она Фрида. Я дёрнулся в группу. По залу уже ходили мамы со своими ребятишками, рассаживались для концерта. Я сразу же посмотрел на выставочные полки… Они были пусты. Я… Я…

Я встал не понимая, что делать. Хотелось броситься к Фриде и бить, бить её кулаками! Но рядом с ней стояла мама! И этот факт сразу же охладил мой боевой пыл.

Мама подошла ко мне вместе с Фридой Геннадьевна

-Миш, — мама наклонилась ко мне. Голос у неё был очень добрым, — Фрида Геннадьевна рассказала мне какой хороший подарок ты мне приготовил

«Рассказала она!»- раскалённым железном вспыхнуло у меня в голове

-рассказала, как ты старался, — продолжала мама, — как плотно подошла крышка к коробочке…

«Подошла! Да подошла!» — жгли меня мысли

-какую красивую аппликацию ты сделал из открыток…

Я вспомнил, как придумал обклеивать ребра коробочки согнутыми квадратиками, и… разревелся…

-ну, ты что? — вклинилась Фрида, — не отсохли чай руки-то. Новую склеишь. Теперь умеешь…

Я пытался взять себя в руки. Я плотно сжал губы. Но слёзы градом лились из глаз и тело каждый раз вздрагивали от прорвавшихся сквозь сомкнутые челюсти всхлипов

-ну, не плачь, не плачь, — ласково успокаивала мама, — люди кругом. Все смотрят… — она, как всегда апеллировала к моей гордыне, — а, хочешь мы с тобой дома склеим новую коробочку? Вместе? Ещё лучше прежней…

«Не будет! Не может быть, лучше! — раненой птицей билось в клетке моей головёнки отчаяние — никогда уже, лучше этой коробочки, ничего не будет!»

«Но! – вспыхнуло в голове, — «Вместе!»»

«Вместе с мамой… Будем делать… а я уже всё умею!»

Я всхлипывая пробурчал маме

-хо… чу…

И мама повела меня в коридор успокаиваться для чтения стихов на утреннике.

8.6 Фрида дура!

После утренника мы ходили на прогулку. Пытались из последнего снега слепить снежную бабу. Всё перемокли.

В группу возвратились возбуждённые, радостные. Я уже почти забыл про свою коробочку.

Сели обедать. За обедом Галя Петровская решила видно меня поддержать и завела разговор о том, что

-жалко конечно все поделки. Лучше бы домой всё раздали…

Я сосредоточенно жевал

-только, ведь, Фрида Геннадьевна не виновата! Она как лучше хотела

У меня ком встал в горле. Недавнее горе вновь подступило с новой силой. И я, дожёвывая, выдал: «Просто, Фрида -дура». Я сам напугался этих слов. Но, когда увидел промелькнувший в Галиных глазах ужас. Когда осознал, что она меня воспринимает сейчас как какого-нибудь революционера, позволившего себе при царизме сказать: «долой самодержавие!», мои плечи расправились и я продолжил кушать, как будто только что сказанное, было для меня обычным делом.

Как раз в этот момент, когда я представлял себя бесстрашным борцом с режимом, наш третий сосед за обеденным столом Андрюха Ванечкин (мой самый близкий друг на тот момент), ни слова не говоря облизал ложку, положил ее на стол и поднял руку, повернувшись к столу, за которым сидела Фрида Геннадьевна

-Фрида Геннадьевна, можно?

Так просят разрешения выйти, чего то спросить, в туалет, на худой конец…

-что, Андрюш? — добрым голосом спросила Фрида, — встань, подойди ко мне.

Стол воспитательницы стоял на небольшом возвышении, типа подиума, в конце зала.

Андрюха встал, совершенно спокойно подошёл к Фридиному столу, развернулся лицом к группе и ровным чётким голосом, не шёпотом, не «наушко», а громко и внятно произнёс

-а, Миша Папулин, сейчас за столом сказал: «Фрида дура».

Закончив свой спич, Андрей вернулся к нашему столу, не взглянув на меня, сел и продолжил есть щи!

Как будто он, только что, рассказал воспиталке, какой вкусный обед, или, что он сегодня хорошо погулял, а не продал товарища, с потрохами.

Я остолбенел. Вся группа, перестав греметь ложками, молчала. Тишину взорвал крик Фриды:

-Папулин!

Я вскочил, собираясь сразу же зареветь, как в любой опасной ситуации

-Миша, — Фрида взяла себя в руки, — голос её уже не был громким. Он просто звенел, как сталь

-Миша, подойди ко мне, пожалуйста!

Вот это, железным тоном: «пожалуйста», было, пожалуй самым страшным сейчас.

Переступая ватными ногами, я двинулся на воспитательский подиум и, естественно, заревел.

-ну, не вой, не вой, — встала из-за стола Фрида Геннадьевна. Она сделлаа шаг мне навстречу и, взяв меня за плечи, развернула лицом к группе, — я даже не буду спрашивать, почему ты позволил себе такое хулиганство. Я просто требую, что бы ты извинился передо мной, вот здесь, перед всей группой.

-из… ви… ни… те-е-е-е, — прохлюпал я, — я… боль… ше… не бу… ду-у-у-у.

-я так и думала, — резюмировала Фрида, теперь иди в угол до конца смены, — она развернула меня к углу и слегка подтолкнула, — за что! Думаю, объяснять не надо….

До самого прихода мамы я стоял в углу, думая не о Фриде, и даже не о коробочке. Я думал об Андрюхе Ванечкине. О том, что заставило его так поступить? Как мы с ним теперь? Как можно говорить с ним о наших мальчишеских делах, когда нет никакой гарантии, что он, в один прекрасный момент не встанет, не подойдёт к воспиталке и не скажет: «Фрида Геннадьевна, а Миша Папулин….»

А ещё я думал о Гале. Стоя в углу я периодически поглядывал на играющих в группе и несколько раз ловил на себе её взгляд. Она смотрела на меня… Нет, не как на героя, а как на мученика. С какой-то доброй жалостью…

В какой-то момент ко мне подбежала Ленка Соколова и задыхаясь быстро протараторила в ухо

-не ссы, мы ему ещё устроим…