То же лето 1970-го года. Мама, почти всегда, заставляла Серёгу брать меня с собой гулять. Естественно, ему это не сказать, что «нравилось». Конечно, у восьмилетнего пацана было огромное количество дел с друзьями, а тут я.

Как ни крути — брат, и ему приходилось терпеть все неудобства связанные с функцией «пригляда» за мной

А, один раз, Серёга с друзьями и, конечно же, я с ними, прибежали в «Румынию» на мостки купаться.

«Румынией»  в моём детстве, называли всё, что находилось восточнее улицы Октябрьской. Это немногочисленные, тогда ещё, дома по улице Юбилейной, которая, сама по себе, называлась «Черёмушками», по Московской, наверное, моде, называть «Черёмушками» любые новые районы. А к «Румынии» относили и «Черёмушки», и общественные огороды на самом востоке деревни и картофельники на «Хвостанихе». Все места на речке от «Ялмаровой купалки» до «Спора» мы называли в «Румынии». А может и «Октябрьскую» относили к «Румынии», сейчас уже не вспомню.

Я ещё не умел плавать, поэтому мне было строго-настрого наказано, в воду не лезть. Я сидел на берегу, с завистью наблюдая за купающимися мальчишками. Они играли в чурки. Заныривая, убегали друг от друга под водой. Когда кто-нибудь пропадал под водой на минуту или больше остальные замирали, внимательно высматривая появление над водой головы нырнувшего. На «дольше всех» под воду уходил Серёга. Его появление на поверхности, всегда в совершенно неожиданном месте, вызывало бурю восторга у остальных играющих. Я же, помимо страха за него, каждый раз, испытывал жгучую зависть к этому ощущению, когда все тобой восхищаются. И я решил сделать то же, что-нибудь такое, что бы все восхищались. И я придумал. Я… поймаю рыбку, или рака какого-нибудь.

На Прислонихинских лавах через речку, я часто сидел и смотрел как в речке «гуляют» рыбки. Иногда Серёга брал меня ловить рыбу корзиной или стрелять из «гарпуна».

Гарпунные пистолеты, которые для простоты называли «гарпунами», пацаны делали сами. Ничего сложного. Тот же пулишник. Только на курок наматывали бинтовухи побольше, что бы крепче держал. А, сами гарпуны делали из велосипедных спиц. У спицы откусывали кусачками загнутый конец. Потом оба конца расплющивали молотком на тяге. Один расплющенный конец затачивали напильником и делали несколько засечек. Это что бы, если попадёшь в рыбину, она не соскользнула со стрелы. Второй расплющенный конец обтачивали под оперение. Т.е. «с торца» пропиливали треугольную бороздку. Во-первых, в эту бороздку, как раз ложилась резинка, приводящая гарпун в движение, а во вторых, именно за расплющенное заднее «перо» скоба курка удерживала гарпун во взведённом состоянии. Сам я, конечно же, тогда ещё, гарпунный пистолет сделать не смог бы. Но, Серёга давал мне иногда поохотиться со своим. На самом деле, такая охота была намного интереснее, чем загонять рыбу в корзину.

Пацаны делали резиновую лодку из камеры от заднего колеса трактора «Беларусь». Плотно накачав камеру, втроём, а чаще вчетвером сжимали камеру пополам и перевязывали в двух местах верёвкой. Между встречными сторонами камеры оставляли небольшое, с полметра расстояние, в которое на стягивающие верёвки укладывали сколоченное из досок дно. Такая лодка легко выдерживала четверых пассажиров, это, если просто покататься по реке. А если на рыбалку с «гарпуном» то, обычно вдвоём. Один, «на вёслах», точнее сказать: «на весле». Чтобы не мудрить уключины для двух вёсел, веслом пользовались одним, как индейцы на своих пирогах. Частенько в качестве весла использовали деревянную лопату для «ухлопывания» грядок. Конечно, от мамы или бабушки «попадало» за лопату. Но взрослым такая лопата летом-то не нужна. Летом-то никто уже гряды не «ухлопывает», все ухлопаны весной. (Хотя взрослые этого и не понимали)

Так вот, на охоте с гарпуном, один ложился на живот, грудью на борт лодки, так, что бы глаза были прямо над поверхностью воды. Руку с гарпуном охотник, сразу опускал в воду, чтобы всплеском не распугать рыбу. Второй медленно, не поднимая весла из воды, пошевеливая им, толкал камеру-лодку вдоль берега, по мелководью. Стрелок внимательно высматривал рыбу в воде. Если видел что-либо приличное, поднимал свободную руку вверх. Знак тому, кто на весле: «Стоп!». Дальше, настоящее искусство. Подвести «гарпун» как можно ближе к рыбке, не спугнув её. Прицелиться, глядя на пистолет и мишень, как бы со стороны и осторожно, не дёргая пистолет, надавить на довольно тугой курок. Не сразу сообразили привязывать стрелу к пистолету леской. Много прекрасных гарпунов ушло в песок или в тину безвозвратно. Но, когда удавалось загарпунить пескарика, это был триумф. Я на тот момент, конечно же, ещё ни разу, не загарпунил ни одной рыбки. Но как любой пацан мечтал о славе удачливого рыбака — охотника. Потому что не раз видел, как пацаны восхищались тем, кому удавалось поймать рыбку.

И, вот, сидя на берегу, изнывая от жары, зависти к купающимся и Серёгиной популярности, я решил… Поймать руками рыбку! Вот такая мысль пришла в голову и, главное, показалась мне абсолютно реальной!

Пацаны купались на приличном расстоянии от мостков, ближе к тому берегу. Около мостков было спокойно. Я подполз по мосткам на коленях к самому краю и, медленно опустил руки в воду, поднеся лицо практически к поверхности воды. Я был уверен, что разглядев в воде рыбку, и сумею схватить её руками. Я замер, вглядываясь в глубину как настоящий охотник, выслеживающий добычу.

Вдруг, кто-то толкнул меня в спину. Учитывая то, что я стоял коленями на самом краю и, практически всем телом, свешивался над водой, опустив в неё руки, я легко кувыркнулся в воду!

Рот инстинктивно закрылся. Я начал отчаянно барахтать руками и ногами. Глаза от страха не закрыл, видя перед собой лишь толщу воды, не понимая, что делать. Очень хотелось вдохнуть, и я готов был открыть рот, когда увидел в воде, кем-то опущенные две руки. Я попытался ухватиться за них, но чьи-то кисти схватили меня за запястья и, рывком вытащили меня из воды. Похоже, всё-таки немного вдохнул в воде. Потому что, поставленный на мостки, на колени, я сразу же зашёлся сильным кашлем, чуть не до рвоты…

Кто-то стукнул меня ладонью по спине, между лопаток. Ещё раз. Ещё… Кашель затих. Из глаз ручьём катились слёзы. Меня начал трясти озноб не от холода, а от догоняющего страха. Прокашлявшись, я поднял зарёванные глаза и увидел лицо тёти Нади, мамы Саньки Синцова. Это она, подходя к мосткам с вёдрами из огорода, очевидно, чтоб набрать воды для полива, увидела, как меня столкнул с мостков Серёга Жуков. Совершенно мутный товарищ из Серёгиной компании. Она, убедившись, что я прокашлялся и нормально дышу, гневно повернулся к кучке пацанов, столпившихся на берегу у мостков

-обалдели совсем?! Вот, я сейчас крапивы-то надеру, да, покажу вам, как малого обижать! Ты чей, мальчик? Никак, Папулин!

Я заревел в голос, так как понял, что тётя Надя всё расскажет родителям, и дома, я получу хорошую взбучку.

Из толпы мальчишек отделился Серёга и, подойдя по мосткам, взял меня за руку

-да, это случайно! Что, Вы, думаете, мы нарочно что-ли? — обратился он к тёте Наде, то же очевидно стараясь сгладить напряжение, что бы известие об инциденте не дошло до родителей, — а, ты, хватит ныть! — дёрнул он меня за руку, — тебе ж, сказали: «на берегу сидеть!» Чего ты на мостки-то выперся?

Я, напугавшись, что щас ещё и от брата получу, за то, что ослушался, завыл ещё громче…

-не кричи на него! — вступилась за меня тётя Надя, — вон тот его столкнул, — она указала пальцем на Жукова, — я видела…

Серёга повернул голову в сторону Жукова. Тот как-то весь съёжился под его взглядом. Серёга поднял меня на ноги и, бросив: «пойдём, отожмемся» потащил на берег. Я вяло перебирал ногами увлекаемый братом. Когда вышли на берег он совершенно не сердито сказал мне:

-снимай штаны, я отожму

-да, я сам, — засопел я, стягивая майку и шорты

-давай, давай, — совсем по-доброму сказал брат, — я «до сухих пятен выжму» на солнышке за пять минут высохнут

Я передал ему мокрую одежду, и он, на ходу выкручивая её, сделал несколько шагов к Жукову

-нафига?! — подойдя вплотную к моему обидчику, спросил Серёга

-да, я думал, он сам хочет… — промямлил Жуков, — ссыт только. Решил помочь…

-ещё раз так поможешь, — Серёга сплюнул сквозь зубы в сторону, — всю харю разобью…

Он сказал это тихонько, но так жёстко, что даже через июльский загар было видно, как с лица Жукова схлынула краска

-да, я чего? Я… ладно, — забормотал Жуков, подбирая с травы своё трико. Натянул майку и, сунув ноги в сандалии, с трико под мышкой, посеменил к тропинке в деревню.

Вокруг меня столпились остальные пацаны. Но никто не хихикал, не обсуждал, не говорил мне ничего обидного.

Серёга протянул мне, практически досуха отжатую одежду

-не надевай пока, — сказал он, — покрути в воздухе, быстрей высохнет…

Я успокоился, поняв, что взбучки, во всяком случае, от брата, не будет…

-так это… Идти-то как? В трусах что ли? По деревне-то… — я то же не хотел палиться с произошедшим.

-ну, и в трусах, а что? — Серёга обвёл взглядом друзей, — а мы все в трусах пойдём… И не в деревню. Мы берегом, на «коряги» пойдём… — сказал он, как бы спрашивая согласия у друзей

-точняк!

-конечно!

-берегом-то, и в трусах можно…

Загалдели пацаны

-я, даже выжиматься не буду, — сказал Серёга Белокур (которого ещё не называли «Петровичем»)

-точняк, так высохнет, — поддержал его Витька Красильников (который ещё не был «Китом» и «Витькой Квасом»)

И мы весёлой гурьбой отправились по тропе вдоль берега речки.

-сильно испугался? — метров через пятьдесят спросил меня брат. То ли от воспоминаний о пережитом страхе, то ли от непривычного для меня проявления заботы у меня опять перехватило дыхание. Но я, подавив в себе всхлип, бодро ответил

-вообще не испугался… Чего бояться-то? — и искренне засмеялся. Потому что лето, потому что солнце, потому что вот он рядом, старший брат, с которым вообще ничего не страшно…